По следам художника Субботина (Пермяка) из Кудымкора
Это история о человеке-мифе — художнике Петре Ивановиче Субботине. Он родился в 1886 году в городе Кудымкоре (сегодня Кудымкар, поселок в Пермской области) и умер в 1923 году в Перми в возрасте 37 лет, но прожил эти годы с небывалым ускорением, позволившем ему воплотить в реальность практически все мечты поколения идеалистов — тех, кого называют авангардистами, футуристами, революционерами, утопистами и так далее.
Он окончил Строгановское училище вместе с Марком Шагалом, недолго пробыв в Москве, уехал в Пермь делать мечты явью, а именно — передавать искусство народу, открывая школы и мастерские. Открыл и краеведческий музей, где впервые начал собирать предметы народного творчества, показывая их наряду со своими картинами и деревянной скульптурой. Писал трактаты и статьи, собирая вокруг себя учеников и единомышленников. Сам выпустил шесть альбомов «Набойка Пермского края». Основал Коми-пермяцкий драматический театр. Наезжая в Кунгур и Кудымкор, и там создавал мастерские, художественные школы…
Все это можно увидеть в проекте «Кудымкор — локомотив будущего». Но выставка не исчерпывается необычайным и красочным творчеством Субботина — куратор проекта Екатерина Деготь пригласила художника Леонида Тишкова для совершения настоящего волшебства: ему надо было оживить Субботина, ввести его в наш, современный контекст. Этот мост между прошлым и будущим Тишков, которому не занимать опыта в процессах «оживления» своих персонажей — даблоидов и водолазов, — построил в виде художественного альбома. Как рассказал в интервью художник, его не остановило ни то, что он ничего не знал раньше о Субботине, ни то, что надо уезжать в незнакомый Кудымкар.
«Я художник-интуитивист, художник-визионер, художник, работающий на гране озарения. Если совершенно невыполнимая задача ставится передо мною, я уповаю на чудо, и оно приходит, как и в этой истории», — говорит Тишков.
— Леня, тем не менее, почему вдруг выбор пал на тебя, вас же ничего не связывает с Субботиным.
— Это предложение — принять участие в проекте, посвященном художнику Петру Субботину, — было для меня абсолютно неожиданным. Позвонила искусствовед Екатерина Деготь и пригласила в проект. Потом я в пресс-релизе прочитал, что придерживаюсь похожих с Пермяком взглядов, что, конечно, мне лестно, потому что я абсолютно влюблен в этого художника.
— Значит, тебя пригласили, и вы сразу уехали в Кудымкар, где ты ни разу не был.
— Мы отправились с Екатериной Деготь в путешествие, оно длилось почти год, даже полтора. Прилетели в Пермь, Екатерина осталась в Пермском художественном музее работать с архивами. Меня отправили в глухие места, на родину Пермяка, в Кудымкар — это городское поселение, оно стоит в лесу, везде елки, холмы. Поехали на «Волге», ехали долго — болота, суровая тайга, был дождь, сыро, холодно, и я думал: куда я еду, что меня ждет… В местном краеведческом музее меня встретили замечательные женщины, усадили чай пить, есть пельмени и пирожки всякие, и начали так рассказывать, как будто Петр Иванович только что здесь был и просто вышел. Картины его висят в большом зале, видимо, где собрания проходили, там, по центру, — сцена, закрытая тканью, вокруг висели его ранние работы, а на сцене стоял стол с самоваром, потому что на картине у Пермяка было изображено чаепитие.
— Что тебя поразило в его работах?
— Меня поразили даже не картины, а все вокруг, смесь этнографии и авангарда, смесь домашнего, личного отношения к этому художнику и присутствие духа времени. В этом музее были не только картины, там были предметы народного быта, зал разведчика Кузнецова — и, представляешь, его родители жили на той же улице, где я жил в детстве, через два дома, в деревне Нижние Серги. Я помню табличку на доме, что здесь родился и жил разведчик Кузнецов, и вдруг в этом музее я вижу посвященный ему зал. И это не единственное совпадение в моей биографии и в этой истории с Петром Субботиным. Например, у меня была выставка в Государственном центре современного искусства, в доме Поленова на Зоологической, и тут я узнаю, что именно там работал Субботин в Народном театре, который там находился до революции.
— Получается, что были картины и некоторые совпадения в биографиях…
— Но и это было не все. В музее мною были обнаружены фотографии, целая коробка контролек со стеклянных негативов, которые были сделаны во время экспедиции в 30-е годы, когда ездили и снимали, как хорошо жилось коми-пермякам. На этих снимках музей — еще до пожара и там все — как было при Субботине, целый зал изделий из металла, кости, бересты, отдельные залы народных промыслов, кушаки, набойки — ткань и другие вещи, там были даже детские игрушки, и все перемешано с картинами и плакатами Субботина. И именно там я увидел, что рядом с одной из его картин висит деревянная скульптура-барельеф архангела Михаила, то есть он первым осознал художественное значение пермской деревянной скульптуры, которую после начал собирать и пропагандировать Серебренников.
— Когда ты понял, что ты будешь делать в этом проекте?
— Чтобы лучше его представить, я попросился переночевать в доме Субботина, в музее, где он жил. Этот дом очень напоминает дом, в котором я родился и жил. Задний двор, сарай, где были найдены эскизы, которые там просто гнили. Мне Жанна Надымова, сотрудница музея, натопила печку, принесли одеяло и выписанные от руки его тексты. Я остался один на ночь в этом доме, они меня там закрыли. Печка грела мне бок, а утром сквозь тюлевые занавески пробился утренний свет, и душа Петра Ивановича присутствовала там полностью, он позволил мне рассказать историю его жизни, и я понял, что должен рассказать ее в виде альбома.
— И сколько ты рисовал альбом?
— Потом меня откомандировали в Кунгур со словами: раз уж ты — Петр Иванович, давай туда. Я же действительно стал копировать его фотографии, полностью научился расписываться, как он, я даже волосы отрастил на его манер. В Кунгуре мне показали его художественную школу — это здание невероятно огромное, но сколько туда ехать! А он ездил — зимой на санях с лошадью, летом сплавлялся на пароходе... Я представил, какая это была самоотверженность: ему нужно было из Перми в Кунгур, оттуда — в Кудымкор, и по несколько раз в год; он закупал бумагу и краски, встречался с учениками, агитировал за искусство. Из Кунгура я вернулся в Москву, пространством и временем наполненный.
— Меня больше всего тронул в твоем альбоме эпизод встречи Субботина с Хлебниковым и то, что Хлебников сделал его Председателем земного шара.
— Я, когда решил нарисовать первый лист, то почему-то сразу понял, что он встречался с Велимиром Хлебниковым. Ведь Хлебников очень интересовался народным искусством, шаманизмом, Уралом, а Петр мог ему рассказать о мифологии, народных истоках того творчества и о языке — он же знал коми-пермяцкий язык. И произошла эта встреча благодаря поэту Василию Каменскому, который был не только другом Субботина, но и дальним родственником его жены. И, когда Субботин учился в Строгановке, Каменский жил в Москве, у него даже есть тексты и стихи где упоминается Субботин. Это была одна тусовка, период перехода к авангарду, и Хлебников, Малевич — они начинают высказывать идеи про движение искусства в массы, что оно должно быть бесплатным, про открытие доступных домов искусства.
— Мне кажется эти идеи витали в воздухе, такой был дух времени, — их же многие высказывали, не только Малевич и Хлебников?
— Это была царская Россия, все только созревало. Нам сейчас кажется, что это было повсеместно, но это были из ряда вон выходящие вещи, скандал. Только после революции эти идеи стали государственными, был невероятный подъем, и Субботин был вовлечен в это, он мог уехать за границу, в Париж, а он уезжает в 1918 году в Кудымкор, где голод и холод, и начинает там воплощать эту утопию.
— Когда ты об этом так увлеченно рассказываешь, все кажется романтично-идеальным, но ты сам упомянул, что потом все было предано забвению. Тебе не казалось, что его отъезд и такое стремление слиться с народом были не столько художественной задачей, сколько одержимостью миссионерством?
— Мне кажется, сытые обеды и богатые художники — вот погибель и погибшие души. Художник должен быть пророком, потому что он видит то, чего не видят многие, и он должен это донести через невзгоды, потери, через побивание камнями. Искусство как таковое идеалистично по своей природе. Субботин много работал, сочинял трактаты, переписывал книги, резал гравюры, печатал, он сделал около десяти выпусков альбомов пермяцких набоек. Сама его жизнь является произведением искусства. Современность принесла нам понимание того, что жизнь художника зачастую есть художественный акт! Ив Кляйн (французский живописец, работал в жанре минимализма) с его прыжками из окон или занятиями дзюдо так же значительны, как и его картины, и тоже являются произведением искусства.
— То есть ты предлагаешь рассматривать Субботина, родившегося при царской России и умершего при советской власти, как современного, актуального художника?
— Если мы будем рассматривать именно в этом контексте, то Петр Иванович Субботин окажется очень цельной фигурой художника ХХ го века, вся жизнь его является художественной акцией, посвященной искусству. Он, как и Хлебников, превратил собственную жизнь в утопическую мечту. И, конечно, у меня нет сомнений, что Хлебников сделал его Председателем земного шара. Он же был прекрасный, и подпись у него была удивительная!
— Я завидую этой судьбе. Его судьба прекраснее и возвышеннее, чем, например, судьба его коллеги Марка Шагала, который закончил как буржуазный исписавшийся художник. Он начинал жизнь в искусстве вместе с Субботиным, но можем ли мы назвать его судьбу более счастливой, удивительной, и в конечном счете — художественной? Есть высказывание Ван Гога, что нет более художественного, чем любить людей. Шагал ведь тоже получил мандат по делам искусств и поехал в Витебск, но сдался, сбежал в Париж, где не написал больше ничего хорошего, он стал стилизатором, полюбил деньги и все переживал, что дешево продает свои картины... Художник же существует в другом пространстве и в нелинейном времени, его биографию надо рассматривать не с точки зрения того, как надо жить в мире обыкновенных людей, а с точки зрения надмирной судьбы — и тогда судьба Казимира Малевича удивительна удачно сложилась, Филонова — просто прекрасно, хотя, да, его пинали, морили голодом в блокаду — но надо рассматривать их судьбы с позиции идеального. И тогда ты поймешь, что это — фантастические удачи.
— Как ты считаешь, сегодня возможно вернуться к идеям Субботина и воплотить их?
— Мы должны воплотить идеи Пермяка. Я понимаю, это трудно сейчас. Тогда было другое время, у Субботина был мандат, он же не просто так поехал — это была государственная политика, ему должны были дать лучшее здание, было финансирование. Конечно, хотелось бы с ним увидеться, поговорить о его жизни и творчестве! Это невозможно на первый взгляд. Но, если вспомнить философа Николая Федорова, который писал, что все мы должны сделать что-нибудь, чтобы воскресить своих отцов, то я все сделал, чтобы воскресить Петра Ивановича Субботина, и он воскрес, он вернулся. Он превращается в лучезарное тело, и оно составлено из его картин, рисунков, слов, из того, что он делал, и это счастье теперь для нас, что мы с ним общаемся.
— После такого погружения в образ ты не захотел в Кудымкаре остаться?
— Нет, не захотел, но вот, смотри. (Показывает объявление о встрече в Нижнесергинской районной библиотеке с «художником, путешественником и нашим земляком Леонидом Тишковым»), это благодарственное письмо, там есть полочка с моими книжками. Везде, во всем мире, эстетическое чувство людей одинаково, и, если ты будешь приходить с открытым сердцем, тебя примут, поцелуют, скажут спасибо, хоть ты и будешь самым актуальным художником. Искусство возможно везде и всюду, я говорю не просто так, у меня есть опыт: Ярославль, Норильск, Ижевск, Тула — я делал в этих городах выставки, на которые приходили люди и понимали меня. Все возможно, даже если получаешь негативный опыт. У меня был случай недавно на Красноярской биеннале — похитили всю инсталляцию «Белые пятна памяти», я развесил на пустынном острове сушиться белье, которое там же собрал, а на следующий день все украли, вместе с палками и веревками. Но мы все равно должны туда возвращаться и снова возводить храмы искусства.
Беседовала Ирина САМИНСКАЯ
18.01.2010
ПЁТР ИВАНОВИЧ СУББОТИН-ПЕРМЯК СЫН КОМИ– НАРОДА, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЗЕМНОГО ШАРА И ПЕРВЫЙ ЭТНОФУТУРИСТ