Частная луна в Цюрихе

Река Зиль, вид с террассы Зиги-Файгель, Цюрих

27 мая - 25 августа 2010

Частная луна в Children Art Museum_Тайвань

ГАЗЕЛИ

Леонид Тишков

Газели, 1990, издание Даблус, М., офсет, серебряная тушь, ручная раскраска, 200 копий.

Авторское чтение 1990 года, аудиокассета, оцифровка.

Выставка "Иные языки. Иные книги", специальный проект Первой Южно-Русской Биеннале Современного Искусства, Ростов на Дону, 2010, Областной Музей Краеведения, 23 мая - 21 июня

http://biennaler.ru/spec_proekt_bookart.html

Первая Южно-российская биеннале современного искусства_Ростов на Дону

Сольвейг. Ландшафт моей памяти.
Инсталляция, 2004, видео, соль, дерево, стекло, 230 х 200 см; звук: Э.Григ, «Песня Сольвейг»
Память – это пустыня, которую мы населяем воображаемым.

На ландшафте моей памяти можно увидеть маленький уральский городок, трубы завода, заснеженный пруд и маленькую фигурку мальчика, идущего в школу по узкой тропе снежного поля. По этой тропе я путешествую в прошлое, восстанавливая по пятнам времени идеальную вселенную, в которой детство – это время духовной глубины и бесконечного ослепительно белого снега. На снежном ландшафте моей памяти отчетливо видны пятна времени: отец везёт ёлку на санках, мать полощет бельё в чёрной проруби, домик на берегу пруда, лошадь, запряжённая телегой, стог сена, братья, собаки, рыбаки и прохожие, пещерка в снегу, ангел в сугробе, кладбище. Снег – это время, это белый воображаемый ландшафт, в котором я размещаю свои личные воспоминания. Именно там, на еле видимой линии снежного горизонта, соединяются земная и трансцендентная сферы.

Платье моей матери

После смерти моей матери в доме осталась ее одежда. Платья, платки, рубашки, белье. Одинокие платья висели в шкафу, молчаливые, на деревянных плечиках. Вот одно из них, черное строгое шерстяное платье учительницы начальных классов. Другое, из крепдешина, цветастое, она надевала на праздники. Что мне делать со всем этим, что осталось после ее ухода. Помятуя о том, как моя мать разрывала на ленты старую одежду, чтобы вязать коврики, я разрезал ее платье на

ленты, на одну бесконечную ленту, скручивая клубок за клубком. Все разрезал, разорвал на „махорики”, как говорила она. Так произошла дематериализация одежды, превращение ее в клубочки, в подобие атомов, скрученных из электронов, хранящие внутри ядро материи.

„Какая красивая материя, сошью как-нибудь из нее платье”, говорила когда-то мать. В слове „дематериализация” слышится и „материя”, и „мать”. И вот остались только тени платьев на стене, голые плечики на гвозде, память в сердце, сердечная печаль и бархатный альбом с фотографиями. И множество пестрых клубков-атомов, из которых теперь строится моя реальность, дом мира, укрепленный памятью и любовью.

Открытие - 21 мая 2010 в Ростовском Областном Музее Изобразительных Искусствhttp://biennaler.ru/osnovnoy_proekt.html

Живопись 80-х годов

Просьба об отпуске, х., м., 54 х 65 см, 1986

Н

Наложение печати, 1986. 60 х 80 см.

Тайные знаки, х.,м., 80 х 60 см, 1986

Вознесение за обеденным столом, х.,м., 65 х 90см, 1986

Про-исхождение, х., м., 100 х 80см, 1988

Водолаз с птицами в голове, х.,м., 80 х 60см, 1986

Возвращение сына в детскую, х.,м., 45 х 55 см, 1986

Диагональное движение, х., м., 160 х 100см, 1987

ЛУЧЕЗАРНЫЕ ПТИЦЫ, СТОМАКИ И ПЕРВЫЙ ДАБЛОИД

Никто уже не помнит, что там было, в те далекие 80-е. Еще не кончился социализм, еда в магазинах была - перестройка еще не началась. Люди существовали. Птицы тоже. Мало того, у меня под окнами пели соловьи. Реальный мир был для меня как теневой театр, сами же события происходили в воображении. И долгое время я переносил свои фантазии на бумагу, но однажды я взял кисточку и написал свою первую картину: "Матросы охотятся на сирен". Это был 1986 год. Все первые свои картины я написал в бывшей мастерской Игоря Макаревича в Чудовом переулке. Он тогда переехал в новую, на Бронной и разрешил мне поработать у себя в подвале. Это были картины с птицами и крыльями: Поэт и жертва, Ножницы-сон: птица и собака тащат зайца в разные стороны, персонаж разрезает его голубыми ножницами, еще я называю эту картину "Построение андреевского креста".
Похоже, это были сновиденческие картины, иногда сюрреалистические, рассказывающие истории. Третья картина - где зубастые крылья уносят персонажа в небо - реальная история про то, как поэт увлекается в небеса против своей воли. Эти злые-добрые крылья сидят под крышей заброшенных сараев и поджидают прохожего. Достаточно наклониться, чтобы завязать шнурок на ботинке, как вдруг тебе на спину прыгают... крылья, и тебя уносят на небо. И другие люди хотят полететь с тобой. Они цепляются за брюки, они тащат вниз, но летят, потому что крылья эти очень сильные. В этом ряду есть картина с Водолазом, внутри которого живет стая птиц. Темно-синяя, с красным (краска - английская красная) медным шлемом. Это одно из первых явлений Водолазов, через пару лет водолазы начнут размножаться почкованием и целые серии, альбомы и книги будут созданы мной. Две большие картины про водолазов пропали в Австралии, куда их вывезла моя первая галерея "Московская палитра". Наложение печати. Эта тема присутствует во многих моих работах. Еще есть рыба, на которой мужчина и женщина силятся прочесть какие-то знаки. Сначала там действительно были какие-то знаки, но потом я закрасил их красным кадмием.
Тогда же появились первые персонажи моих последующих мифологий: даблоиды , чурки и стомаки. Эти картины, крупные, двухметровые создавались в Фурманном переулке. Картины про даблоидов назывались "Даблоид N2", и т.д. Два таких больших даблоида - "Святой Себастьян" и "Святая Варвара" сейчас в постоянной экспозиции Музея Дьюкского университета в США (там, в 1993 году прошла моя персональная выставка. Эти картины как переходный момент - плоскость превращается в обитаемый пейзаж - я перехожу в картину и нахожу там объект - и выношу наружу, в пространство своей жизни. Это если бы мы могли из сна доставать что-то фантастическое. Мы проснулись, а рядом лежит какой-то странный предмет или живое существо, которое нам только-что снилось. И оно уже никогда не вернется в сон. И ты в ответе за него, ты что-то должен делать, либо бежать сломя голову из спальни и не возвращаться, либо полюбить его и никогда не расставаться. Именно тогда я стал соединять картины и объекты. Выставка в Доме офицеров, что устраивала галерея Велта, в 1992 году. Картины перезжали со мной из Фурманного на Чистые пруды, потом в Театр Кукол, потом на Южную.
Поиски чудесного заставляли меня откладывать попытки "изобразить что-то в картине", я стал больше смешивать реальность с выдуманными историями и предметами - кроме картин, альбомов и книг, инсталляция и видео стали для меня более доступными. Как только появилась возможность работать с видео, я стал им заниматься (1997). Но все равно картина, альбом, изображенная история важна для меня и сейчас. Удивительное дело, что новый художественный проект 'Частная луна'  очень напоминает мои ранние сюрреалистические картины: светящаяся птица - лучезарная луна. Инсталляция "Мы поглощаем время - время поглощает нас" напоминает картину с рыбой на столе. Круг сомкнулся, чтобы опять разомкнуться:

Леонид Тишков, 2005

О живописи Леонида Тишкова

Рисунки соусом и сангиной

Водолаз и ангел, калька., уголь, сангина, 100 х 80см, 1987

Стоя на краю пропасти, обнимаю сердце, 1991